Среди зимы и слюдяных заносов,
непроходимых хлябей и разливов,
в садах, где в осень тяжелеют сливы,
слезясь от сока, и тоскуют осы.
За гребешком солдатского забора,
под хрип гармошки и озноб дисканта,
и в двух шагах от замкнутого Канта
под крышей Кафедрального собора.
В лесах, где след, брусчаткою проросший,
где хутора, как оспенные меты,
где время в спину сквозь деревья метит,
и щёлкает затвором – понарошку.
Где дух смолистый падает с обрыва,
и эхо отзывается из чащи,
и где волна просоленною гривой
выносит капли янтаря на счастье.
Я там брожу, у дальнего июня,
и сторожу безлюдный полустанок.
И остаются на закатных дюнах
все те слова, что не сказал...
Как странно. |
