То не славный Боян про былое запел,
не сказительниц стих так певуч и так смел,
то не лебедь, над заводью кликнув, не сник, -
заиграл в унисон с низовеем тростник.
От реки до границ по Руси понеслась
то ли быль, то ли притча. Любовь в ней и страсть.
Не наплачутся птицы над тем тростником,
хоть, волшебный мотив искони им знаком.
Всей душой под рожок сочинял его Лель.
В умиленье решил Лель небесный свирель
подарить пастушку. Из тростинки, нежна.
Волшебство и талант повенчала она.
Как играл милый Лель! Птицы пели с ним в лад!
Всё зверьё танцевало! И каждый был рад.
Хороводами плыли берёзки в лугах,
а цветы луговые кружились в венках.
Синеокий пастух, среброкудрый, младой,
добротой покорял, удивлял красотой.
Сладкозвучное имя, как бога небес,
воспевали девчата. И вторил им лес.
Вечерами играть зазывали к кострам.
Днём под солнцем плясать увлекал он их сам.
Так со всеми делился Лель щедрой душой.
Как и даром, наследством любви неземной.
Это мать и отец нежной страстью своей
удивили богов. И прекрасней князей,
гениальней, добрей им ниспослан был сын.
Имя бога любви дали, не от былин.
Но, где солнце - там тень, злая зависть стоит,
вожделеет в мечтах, не прощает обид.
В безответной любви между злом и добром
грань тонка. Надломить - запылает огнём.
Под сияющим именем ясного дня
преступила Светана, себя не виня.
В угольки превратила украдкой свирель...
И угас, не доставшись красавице, Лель...
То не славный Боян про былое поёт,
не сказительниц стих чинно ладен без нот.
Над могилой, где заводь, тростник на ветру
песни Леля выводит для всех по утру.
|