Ах, как горе твоё
бренчит по ночам,
кричит,
бузины раскалённой горючей,
ну, прям беда
в мокром личике,
локоне,
завитом от причин
перепутий мужских,
запутанных вдрабадан.
Полно,
это ещё ни темень твоя,
ни мгла,
ворошащая лапой
одонья сухих костей.
Я ссучу волоконце
из шороха помела
и сотку для тебя
тоску,
пустыря пустей.
Ах, как радость твоя
над фарфоровым лбом
звенит –
колокольцем латунным,
серебряным бубенцом.
Он,
дид-ладо,
пришёл,
словно Лель, для тебя завит,
на руке перстенёк
и румянец во всё лицо.
Полно,
это всего лишь навий
тягучий клич,
лебедни оперенье,
пушистей фаты твоей.
Что сумела ты, девонька,
в сердце своём постичь?
Я спряду тебе счастья
тишайшее из морей…
|